Не сдаваться: Специальная подготовка (окончание)

В начале Ноября мы провели выпускные маневры, чтобы показать, как хорошо мы усвоили уроки. Задача была поставлена таким образом: " Вражеские силы высадились в Японии. Вражеские войска захватили аэродром в Хамаматсу. По мере развития боя вражеский командир намерился прилететь из Хамаматсу на авиабазу Атсуги. Вы должны немедленно выдвинуться к аэродрому. Ваша задача – захватить вражеского командира и взорвать взлетную полосу Хамаматсу.
Каждый из нас должен был разработать план миссии. Затем был выбран лучший план, и мы должны были реализовать его.
Поскольку меня назначили в группу захвата, я был одет в свою униформу, кроме знаков различия. Команда подрывников переоделась в одежду фермеров и поденных рабочих. Был послан передовой наблюдатель, но, подползая к аэродрому, он заметил приблежение "вражеских" солдат. Дозорный быстро нырнул в обочину, но его движения привлекли внимание фермеров, работающих на поле неподалеку, и они увязались за ним. Вместо того, чтобы тщетно пытаться сбежать, он сдался "врагу". Позже он сказал мне "Я решил, что нет никаких причин сопротивляться, так что я решил дать себя поймать, а потом неохотно сообщить противнику кучу ложной информации". Я отметил, что он хорошо выучил урок "Садо Океса".
Кроме поимки наблюдателя, маневры, продолжавшиеся четыре дня и три ночи, прошли без сучка без задоринки. Наблюдатели из Генерального Штаба выставили нам высокие оценки. Вскоре я услышал, что во время маневров среди местных жителей распространился слух, что офицер из Футаматы по имени Кумагава организовал мятеж и собирался послать отряд офицеров-кадетов, чтобы взорвать аэродром. Некоторые из местных считали, что военную полицию нужно поставить в известность немедленно, но другие высказали сомнения, и решение было оставлено до следующего утра. Но к тому времени маневры закончились и интрига не удалась.
30 ноября наш класс получил приказ "отступить" из школы. Я до сих пор не знаю почему несмотря на то, что нам надо было закончить обучение, нам приказали "отступать" вместо того, чтобы как-то официально отметить наш выпуск, но в любом случае я был уверен, что эти три месяца сделали чудо с моим духом, также, как и с моими навыками солдата. Я чувствовал что я смогу вести себя так же умно и спокойно, как тот захваченный в плен дозорный, тренировавшийся вместе со мной. Я говорил себе, что что бы ни произошло, я буду достойно выполнять свой долг.
Прямо перед окончанием школы, пришел приказ: сорок три курсанта, включая меня, отправляются на Филиппины, а двадцать два должны перегруппироваться в Футамате 7 декабря.

Вечером перед отправкой я спустился на берег реки Тенрю и долго глядел на бушующие воды. Внезапно я вспомнил популярную песню "Кантаро из Ины", исполнявшуюся в те годы. Там были такие слова:

Может быть, я смотрюсь как бродяга и головорез
Но увидь, о Луна, благородство в моего сердца

Эта песня была вдохновлена историей разбойника по имени Кантаро, возглавившего императорские войска во время реставрации Мейдзи. Стоя здесь у реки, я видел солдат специального назначения, а я был один из них, как разбойники вроде Кантаро, скрытно помогающие доблестным имперским войскам на полях сражений.

Я решил, что, скорее всего, отправлюсь на Филиппины и буду вести партизанскую войну в горах, пока не погибну там в одиночестве, не оплакиваемый никем. Хотя я знал, что мои усилия не принесут мне ни славы, ни почестей, мне было всё равно.

Я спросил себя: "Это тот путь, что должно пройти?"
И сам ответил "Это тот путь, что должно пройти. Если он принесет хоть малую пользу моей стране, я буду счастлив".

Когда я шел, распевая песню, мой голос заглушал шум бурлящей реки:

О, Луна моей родины, я рожден вновь.
Отрази свет моей души этой ночью.

Я вернулся домой в Вакаяму впервые за три месяца. Этот визит должен был стать последним на долгое время, может быть – навсегда, и я сказал моей матери "отдай мне кинжал, который ты хранишь в ящике своего комода".
Этот кинжал был оружием последнего шанса, который передавался от моей пра-бабки к моей бабке, а затем – к матери. Я помню рассказ моей матери, как ее мать подарила ей этот кинжал, когда она выходила замуж за моего отца. Он был в белых ножнах, и мать торжественно сказала, вручая его мне его "Если тебя захватят в плен, используй его чтобы убить себя".

Я поклонился, хотя внутри знал, что не покончу с собой, даже если меня возьмут в плен. Поступить так означало бы не выполнить свой долг секретного агента. Я выпросил у нее кинжал просто для самозащиты.

Еще я хотел взять что-то, что напоминало бы мне о моем отце, но не мог заставить себя спросить у него что-то. Пока я решал, что делать, я подумал о бабмуковой трубке для благовоний, которой он очень гордился. Она была длиной примерно в 30 сантиметров, с пробкой из черного сандалового дерева и красивой росписью на боках. Мой отец всегда держал ее рядом с металлической курильницей на маленьком трехъящичном комоде в гостиной. Я решил стянуть ее. Когда я сказал матери, что собираюсь сделать, она не возражала.
Потом мои два брата сказали мне, что, когда узнали, что я взял кинжал и курительную трубку, это потрясло их. Они подумали, что я собирался зажечь благовония в трубке и совершить перед ней церемониальное харакири. Конечно, не было ничего более далекого от моих настоящих намерений. Я просто думал, что однажды, когда я буду на фронте, будет здорово зажечь немного благовоний и подумать о доме.

Когда я уехал из Вакиямы, я сказал матери "Такова моя работа, что, возможно, меня объявят убитым, хотя я буду жив. Если тебе сообщат, что меня убили – сильно не беспокойся об этом, потому что я, возможно, объявлюсь снова спустя несколько лет".

На следующий день я встретил своего младшего брата Шигео, который квартировался в Яшимате, префектура Чиба, на востоке от Токио. К тому времени он уже получил звание младшего лейтенанта и проходил подготовку в школе воздушной разведки. Он хотел пойти в порт Чоши на ужин. Он сказал, там есть ресторан, в который он часто ходит, и в котором можно есть столько свежей рыбы, сколько можешь унести, а это было большой редкостью в те дни нехватки продуктов. К сожалению, у меня не было времени, так что наш прощальный ужин состоялся в ресторане в Чибе, по пути мне в Токио.
На следующее утро старший брат встретился со мной на вокзале Токио.
"Береги себя" – сказал он мне.