Чтобы четко понять, что такое национализм, и почему он обязателен для любого процветающего общества надо отрешится от риторики радикальных движений, называющих себя националистическими, и посмотреть на смысловую основу понятия «национализм». Национализм, по сути, подразумевает всего лишь две вещи:
1) Люди разделены на специфические, идентифицируемые группы – нации (лат. народы)
2) Интересы нации согласованы с долговременными интересами её членов, и имеют первенство перед личными интересами отдельных людей
Без первого утверждения отсутствует сам объект национализма. Второе же утверждение обязательно для национализма как политической идеологии, без него национализм это просто личное эстетическое предпочтение. Эти два утверждения лежат в основе любого националистического мышления, далее идет специфика: определение кто входит, а кто не входит в нацию, какова сфера национальных интересов, каковы эти интересы, и так далее. При первом взгляде на две основные предпосылки национализма, может показаться, что он не имеет никакого отношения к развитому миру, в котором права личности ставятся во главу угла, а сортировка людей в группы по умолчанию считается фашизмом.
На самом деле это не так, наоборот, национализм в его чистой смысловой форме является основой всех развитых демократий. Действительно, на Западе запрещено законодательно выделять граждан страны в какие-либо группы. Западный закон не приемлет какого-либо разделения, кроме разделения по гражданству, того что на английском называется “nationality”. Западный закон автоматически подразумевает, что люди разделены по нациям, и что только это разделение имеет значение: все члены одной нации равны перед её законом, в то время как на членов других наций эти законы не распространяются, для них действует другой, отличный набор прав и обязательств.
Именно связь национальности с законом и подводит нас к следующему смысловому пункту национализма: первенство интересов нации перед личными интересами. Действительно, в развитых странах распространен либерализм. Но этот либерализм, свобода действий в частной сфере соседствует с жесточайшими ограничениями личного интереса в сфере публичной. Самым очевидным примером тут является коррупция правоохранительных органов. Очевидно, что в личном интересе судьи и милиционера является получение взяток в обмен на специфические услуги: это простые рыночные отношения. Тем не менее, в развитых странах коррупция жестоко наказывается, и человек, пойманный на том, что служит личному интересу вместо национального, очень быстро оказывается лишенным привилегий, а часто и свободы. Это распространяется не только на государственных функционеров: бухгалтеры, следующие личным интересам и фабрикующие отчетность, аудиторы, им помогающие, врачи, торгующие рецептами на лекарства с наркотическим эффектом, все они жестоко наказываются.
На Западе это называется “rule of law” – превосходство закона над частными интересами людей в привилегированных позициях. Конечно, верховенство закона не повсеместно, само наличие личных интересов подразумевает, что иногда оно будет нарушаться, но фундаментальная идея того, что в некоторых сферах личные интересы отходят на второй план перед интересами общественными присутствует. Конечно, закон не обязан быть национальным, закон существует и в автократических государствах, в которых он придуман как раз для защиты личных интересов тех, кто у власти. Наличие верховенства закона ещё не является национализмом. На национализм указывает происхождение закона, и его легитимация. В развитых странах считается правильным наказывать за нарушение закона потому, что закон является продуктом демократической политической системы. Национальный закон не дан извне, он не придуман автократом, которому приписывается священное право на управление, закон создан самими людьми. Идеологическая основа верховенства закона в западном мире состоит в том, что закон создан народом для народа, и тот, кто его нарушает, вредит народу и должен быть этим же народом наказан. Верховенство закона в демократиях – это национализм в его чистом виде. Закон четко определяет нацию, кто в неё входит, и кто исключен (а также способы присоединения к нации), и внутри этой нации существует устоявшееся убеждение, что личные интересы не могут быть использованы как оправдание для нарушения национального закона. Это убеждение воплощается на практике правоохранительными органами.
Национализм дает демократии необходимую идеологическую основу для установления верховенства закона. Сам факт собрания народных представителей, ответственных перед избирателями логически не связан с тем, что решениям этого собрания должны повиноваться. Закон обретает силу тогда, когда существует осознание, что народная воля, выраженная через свободно избранных представителей, является высшей мерой справедливости. Это националистическое убеждение. До его появления, закон – просто набор правил, утвержденных насилием, нарушение которых не встречает общественного порицания, и потому повсеместно. Пресловутое отношение к закону в России исходит совершенно не из специфического «русского духа», а из того, что закон никогда не был национален, и потому не ассоциировался со справедливостью.
Национализм является не мракобесной, разрушительной силой, но обязательным идеологическим партнером демократии, способствующим созданию и укоренению в обществе единых правил игры. Именно такое партнерство было движущей силой голландской революции в XVII веке, американской войны за независимость в XVIII веке, и освободительных движений восточной Европы в XX веке. Демократию можно симулировать, в конце концов демократия – это только набор политических институтов: парламента, выборов, юридически независимых судов и прочего. Все эти институты могут существовать, но их существование не означает эффективного действия и влияния на политический процесс. Демократия становится действующей тогда, когда в публичной сфере личные интересы людей в привилегированных позициях отводятся на второй план, а следование этим интересам в нарушение интересов народа становится наказуемым. Демократия становится действующей тогда, когда она становится националистической.
То, что в публичной сфере личный интерес может быть разрушителен в долгом сроке и должен быть ограничен политическими институтами достаточно очевидно, то что подчинение личных интересов национальным законам является национализмом тоже понятно. Куда более сложно ответить на другие два вопроса, связанные с демократией и национализмом: какова сфера национальных интересов, в которой личные интересы должны быть ограничены, и как определить кто должен, а кто не должен являться членом нации, т.е. кто должен, а кто не должен участвовать в разработке единых правил игры. Именно неправильные ответы на эти два вопроса и ведут к неприятному отношению к демократии и национализму. Чтобы ответить на них правильно, необходимо понять связь между демократией, национализмом и третьей политической идеей: либерализмом. Её и рассмотрим в следующей части.
1) Люди разделены на специфические, идентифицируемые группы – нации (лат. народы)
2) Интересы нации согласованы с долговременными интересами её членов, и имеют первенство перед личными интересами отдельных людей
Без первого утверждения отсутствует сам объект национализма. Второе же утверждение обязательно для национализма как политической идеологии, без него национализм это просто личное эстетическое предпочтение. Эти два утверждения лежат в основе любого националистического мышления, далее идет специфика: определение кто входит, а кто не входит в нацию, какова сфера национальных интересов, каковы эти интересы, и так далее. При первом взгляде на две основные предпосылки национализма, может показаться, что он не имеет никакого отношения к развитому миру, в котором права личности ставятся во главу угла, а сортировка людей в группы по умолчанию считается фашизмом.
На самом деле это не так, наоборот, национализм в его чистой смысловой форме является основой всех развитых демократий. Действительно, на Западе запрещено законодательно выделять граждан страны в какие-либо группы. Западный закон не приемлет какого-либо разделения, кроме разделения по гражданству, того что на английском называется “nationality”. Западный закон автоматически подразумевает, что люди разделены по нациям, и что только это разделение имеет значение: все члены одной нации равны перед её законом, в то время как на членов других наций эти законы не распространяются, для них действует другой, отличный набор прав и обязательств.
Именно связь национальности с законом и подводит нас к следующему смысловому пункту национализма: первенство интересов нации перед личными интересами. Действительно, в развитых странах распространен либерализм. Но этот либерализм, свобода действий в частной сфере соседствует с жесточайшими ограничениями личного интереса в сфере публичной. Самым очевидным примером тут является коррупция правоохранительных органов. Очевидно, что в личном интересе судьи и милиционера является получение взяток в обмен на специфические услуги: это простые рыночные отношения. Тем не менее, в развитых странах коррупция жестоко наказывается, и человек, пойманный на том, что служит личному интересу вместо национального, очень быстро оказывается лишенным привилегий, а часто и свободы. Это распространяется не только на государственных функционеров: бухгалтеры, следующие личным интересам и фабрикующие отчетность, аудиторы, им помогающие, врачи, торгующие рецептами на лекарства с наркотическим эффектом, все они жестоко наказываются.
На Западе это называется “rule of law” – превосходство закона над частными интересами людей в привилегированных позициях. Конечно, верховенство закона не повсеместно, само наличие личных интересов подразумевает, что иногда оно будет нарушаться, но фундаментальная идея того, что в некоторых сферах личные интересы отходят на второй план перед интересами общественными присутствует. Конечно, закон не обязан быть национальным, закон существует и в автократических государствах, в которых он придуман как раз для защиты личных интересов тех, кто у власти. Наличие верховенства закона ещё не является национализмом. На национализм указывает происхождение закона, и его легитимация. В развитых странах считается правильным наказывать за нарушение закона потому, что закон является продуктом демократической политической системы. Национальный закон не дан извне, он не придуман автократом, которому приписывается священное право на управление, закон создан самими людьми. Идеологическая основа верховенства закона в западном мире состоит в том, что закон создан народом для народа, и тот, кто его нарушает, вредит народу и должен быть этим же народом наказан. Верховенство закона в демократиях – это национализм в его чистом виде. Закон четко определяет нацию, кто в неё входит, и кто исключен (а также способы присоединения к нации), и внутри этой нации существует устоявшееся убеждение, что личные интересы не могут быть использованы как оправдание для нарушения национального закона. Это убеждение воплощается на практике правоохранительными органами.
Национализм дает демократии необходимую идеологическую основу для установления верховенства закона. Сам факт собрания народных представителей, ответственных перед избирателями логически не связан с тем, что решениям этого собрания должны повиноваться. Закон обретает силу тогда, когда существует осознание, что народная воля, выраженная через свободно избранных представителей, является высшей мерой справедливости. Это националистическое убеждение. До его появления, закон – просто набор правил, утвержденных насилием, нарушение которых не встречает общественного порицания, и потому повсеместно. Пресловутое отношение к закону в России исходит совершенно не из специфического «русского духа», а из того, что закон никогда не был национален, и потому не ассоциировался со справедливостью.
Национализм является не мракобесной, разрушительной силой, но обязательным идеологическим партнером демократии, способствующим созданию и укоренению в обществе единых правил игры. Именно такое партнерство было движущей силой голландской революции в XVII веке, американской войны за независимость в XVIII веке, и освободительных движений восточной Европы в XX веке. Демократию можно симулировать, в конце концов демократия – это только набор политических институтов: парламента, выборов, юридически независимых судов и прочего. Все эти институты могут существовать, но их существование не означает эффективного действия и влияния на политический процесс. Демократия становится действующей тогда, когда в публичной сфере личные интересы людей в привилегированных позициях отводятся на второй план, а следование этим интересам в нарушение интересов народа становится наказуемым. Демократия становится действующей тогда, когда она становится националистической.
То, что в публичной сфере личный интерес может быть разрушителен в долгом сроке и должен быть ограничен политическими институтами достаточно очевидно, то что подчинение личных интересов национальным законам является национализмом тоже понятно. Куда более сложно ответить на другие два вопроса, связанные с демократией и национализмом: какова сфера национальных интересов, в которой личные интересы должны быть ограничены, и как определить кто должен, а кто не должен являться членом нации, т.е. кто должен, а кто не должен участвовать в разработке единых правил игры. Именно неправильные ответы на эти два вопроса и ведут к неприятному отношению к демократии и национализму. Чтобы ответить на них правильно, необходимо понять связь между демократией, национализмом и третьей политической идеей: либерализмом. Её и рассмотрим в следующей части.
Источник
Познавательно.
Сообщения
Интересно написано....но многое остается непонятнымb
ОтветитьУдалить