Не сдаваться: В одиночестве (часть 1)

Я никогда не забуду день 19 октября 1972 года (13 октября по моему календарю), потому что в тот день был застрелен Кодзука.
Примерно за десять дней до этого мы разобрали нашу хижину-бахаи, в которой пережидали дождливый сезон, и двинулись из района Лоока через Брол в сторону хребта, частью которого являются горы-близнецы. Обычно мы проводили свои сигнальные рейды между 5-м и 2-м октября, но в этом году припозднились из-за поздно закончившегося дождливого сезона. На ходу мы обсуждали, как повлияет эта задержка на наши планы. Один день мы прятались в месте, откуда мы могли обозревать весь центральный хребет, и вечером осторожно выдвинулись в горы. Возможно, кто-то из островитян заметил нас еше тогда, поскольку на следующий день полиция появилась гораздо быстрее обычного.
В этот день мы наблюдали из своего укрытия за крестьянами, собирающими рис с суходольных полей на склонах внизу. Мы собирались в первый день лишь прикинуть места, где на следующий день должны были делать наши сигнальные костры. Нам показалось, однако, что островитяне намеревались закончить работы в тот же день, а если бы им это удалось, к следующему вечеру риса на поле уже не будет. Для нас это означало еще один месяц ожидания, пока рис не уберут на проливных полях.

"Что будем делать? Сожжём еще поле?"
"Да. Мы шли издалека, так что вперёд, за дело".

С возвышенности нам был виден Тилик и раскинувшееся вокруг море. Деревня была недалеко, так что нам нужно было разжечь сигнальные огни быстро. Но как бы быстро островитяне ни сообщили о нашем присутствии, полиции нужно будет добираться сюда по меньшей мере десять минут. Считая что на поджог одного стога риса требовалось три минуты, за это время мы сможем поджечь три стога и еще останется время на отступление.
Подойдя поближе к полю, мы, отчасти чтобы проверить наши самые сомнительные патроны, сделали несколько выстрелов в воздух. Как и ожидалось, первые пять или шесть патронов дали осечки, но один наконец выстрелил. Услышав выстрел, двое работавших на поле местных бросились в противоположном от нас направлении, то же сделал третий, что был на ближайшем гребне справа от нас. Поле осталось без охраны, мы убедились, что напуганные фермеры не собирались возвращаться, и подожгли первый стог. Пока Кодзука поджигал еще одну небольшую кучу риса, я подбирал всё, что побросали крестьяне. Там нашлось два ножа боло, немного сигарет, немного спичек и даже немного кофе – вовсе не дурная добыча. Мы направились назад на другую сторону гребня, где нас не было видно из деревни. Чуть поднявшись, мы увидели большое doha tree, и Кодзука сказал "Вон там еще куча риса под деревом."

Я посмотрел, и там действительно лежала куча мешков с рисом. Поблизости кто-то сложил три плоских камня в подобие очага, над которым на ветке дерева висел котелок. Вокруг никого не было видно. Кодзука пробормотал "Как думаешь, скоро появится полиция?" Я ответил "Да, похоже на то".
"Эти идиоты всё время путаются под ногами! Давай подкрадёмся и запалим еще один костёр?" "Хорошо, давай попробуем"

Мы отошли метров на пять от дерева, сложили наши рюкзаки, и наши винтовки на них. Так как рис был в мешках, нужно было подложить солому, или что-то вроде того, иначе огонь бы не занялся. Оглянувшись кругом, мы заметили как раз подходящий ворох соломы. Кодзука пошёл его подобрать, а я пошёл посмотреть, что в котелке. Как раз когда я снял котелок ветки, с разных сторон раздались ружейные выстрелы, и очень близкие. Мы слишком задержались!

Я нырнул головой вперёд к нашим винтовкам, схватил свою, вскочил на одно колено и прицелился. Враги стреляли как сумасшедшие. По звуку я понял, что стреляли из карабинов и какого-то автоматического оружия. Кругом были холмы, поросшие плотным кустарником, и если мы будем двигаться быстро, всё будет в порядке.
Кодзука тоже плюхнулся в грязь, прыгнув за своим оружием. Он схватил свою винтовку но тут же отдёрнул руку. Я подумал, что ружьё зацепилось мушкой за мешки, и когда Кодзука снова потянулся за ним, я перебросил винтовку в левую руку и подтолкнул ему его винтовку, чтобы ему было проще её достать. Но Кодзука снова отдернул руку, и его винтовка осталась у меня.
"Моё плечо!" – вскричал он. Я испуганно глядел на него, не меняя стойки. Из его плеча текла кровь.

"Если это только плечо, не бойся. Надо выбраться обратно в лощину."

Противники всё еще стреляли. Держа ружьё Кодзуки, я повернулся в направлении, откуда летели пули. Из тени кустов примерно в 120 метрах от нас внезапно с боевым кличем появились две фигуры. Я решил, что это должны были быть те островитяне, которые вызвали полицию. По звуку очередного выстрела я прикинул, что полиция должна быть немного левее и немного ближе островитян. Я сделал в этом направлении три или четыре выстрела, и противник отстал. Это дало мне шанс. Схватив два ружья, я развернулся, собираясь убегать. Кодзука всё ещё стоял на том же месте! Я думал, он должен был проделать десяток метров, пока я отстреливался, но он стоял, скрестив на груди руки, видимо, держась за сердце. Я закричал ему, чтобы он пригнулся, но прежде чем успел отрыть рот, он простонал "Моя грудь!"
Грудь? Они ранили его дважды?
Кодзука простонал: "Бесполезно!"
Я видел, как его глаза побелели. Через мгновение кровь и пена хлынули у него изо рта, и он упал лицом вниз.
Чтобы выиграть немного времени, я попытался выпустить пять пуль из моей винтовки, но четвёртая просто щелкнула, и выстрела не было. Не раздумывая, я прекратил стрельбу.

Я позвал Кодзуку, без ответа. Он не шевельнулся. Я бросил свою винтовку и потряс его за лодыжку, безрезультатно. Это был конец? Он действительно мёртв? Я хотел окликнуть его еще раз, но не мог говорить.
В это было трудно поверить, раз глаза его закатились, а изо рта пошла кровь и пена, значит, он мёртв. Я больше ничего не мог сделать. Я схватил две винтовки и пробежал с полсотни метров к зарослям вниз по склону. Там я обернулся на Кодзуку, но он всё еще лежал там, неподвижно.

Я сдался и заспешил вниз в долину. За моей спиной продолжалась стрельба. Я бежал через лес, кричал "Я убью их за это! Убью их всех! Убью, убью, убью!"

Теперь со мной не было никого. Шимада убит. Кодзука убит. Я следующий в очереди. Но я пообещал себе, что меня не убьют без боя.

В трёх четвертях мили от места, где убили Кодзуку, в горах была кокосовая роща. Я пощёл туда и на ближайшем склоне разложил своё снаряжение. До сих пор Кодзука и я носили каждый примерно по сорок пять фунтов, но теперь я был один, и были вещи, которые мне больше не были нужны. Я собрал всё нужное, а остальное закопал в землю.
Как раз когда я закончил, поблизости я услышал голоса. Схватив обе винтовки, я тихо пошёл на звук. В кокосовой роще была рабочая хижина, и пять или шесть островитян мололи зерно рядом с ней. Их вид наполнил меня гневом. Я думал о том, чтобы поубивать их всех на месте. Я решил не стрелять, главным образом потому, что передвигаться с двумя винтовками в руках было нелегко. Вскоре я увидел пятнадцать или шестнадцать островитян идущих по гребню, где был убит Кодзука. Они возбуждённо разговаривали, и я снова преисполнился яростью, но я понимал, что где-то поблизости наверняка были полицейские, а островитяне всё равно были в добрых семи сотнях метров от меня. "Спокойно" – сказал я себе, - "Сейчас не лучшее время". Но я поклялся, что однажды я убью их всех.
На следующий день я обильно покрыл ружье Кодзуки кокосовым маслом и смазал ствол заранее припрятанный смазкой (greased the barrel with some pomade). Чтобы крысы не сгрызли приклад, я обернул его листовым металлом и спрятал ружьё в расщелине между камнями. Ещё я выбросил свои переделанные из пулемётных патроны и заменил их на настоящие пули к винтовке Арисака тип-99. Всё это время перед моими глазами стояло залитое кровью лицо Кодзуки.
Я вспоминал, что между первым выстрелом и моментом, когда я побежал вниз в лощиу, враги сделали пять залпов. Карабин выпускает за раз 15 пуль, и если, как я подозревал, у врага было три карабина, в каждом залпе было сорок пять выстрелов, всего 225 выстрелов. Я решил, что Кодзуку ранил первый залп.

Прошло не больше двух секунд между попаданием в Кодзуку первой пули и его прыжком за винтовкой. Еще пять или шесть секунд прошло от того, как он сказал "Моё плечо!" и моментом его падения. Он умер всего через восемь секунд или около того после ранения. Какие мысли пронеслись в его голове за эти последние восемь секнуд?
Когда я прятал винтовку Кодзуки – винтовку, которую он непрерывно носил с собой двадцать восемь лет подряд – было трудно подавить поднявшиеся во мне эмоции. В тот же день я перебрался в Kumano Point остался там на несколько дней в сотне метров на северо-запад от места, где позже построил свою горную хижину. Пока я осматривался, в небе появился вертолёт и стал летать туда-сюда над островом. Я решил, что прибыла новая поисковая группа, и она должна быть довольно большая.
Прячась среди деревьев, я оценивал своё положение.
Когда я сидел на одном месте, то, что я был один, без сомнения, становилось недостатком. С другой стороны, если я двигался, одиночество имело свои преимущества. Я был свободен идти куда я хотел, и мог двигаться налегке. К тому же, на одного человека было легче найти пропитание, а опасность быть обнаруженным пропорционально уменьшалась. Иметь лишнюю винтовку тоже было неплохо, но я убедился, что вторая винтовка была больше обузой, чем подмогой когда нужно было действовать быстро. В то же время, возросший запас боеприпасов сделал боевые действия проще в долгосрочной перспективе. Оставив чувства и эмоции, я решил, что с объективной точки зрения, недостатки вполне компенсировались преимуществами, и моё положение по крайней мере не ухудшилось. Два солдата или один солдат – в конце концов, невелика разница, если учесть вопросы материального обеспечения.
По крайней мере, именно так мне хотелось думать. Снова я решил, что если я встречу врага, буду стрелять на поражение. Если я буду так делать, островитяне будут бояться заходить на мою территорию. Это само по себе облегчит мне жизнь.
Мне не удалось реализовать этот план, мне помешала новая поисковая группа, прибывшая через три дня после гибели Кодзуки.
"Онода-сан, где бы вы ни были, выходите! Мы гарантируем вашу безопасность".
Такие призывы раздавались из громкоговорителей поисковой группы снова и снова. Они всё приближались, и я решил, что должен как-то избежать поисковиков. Я двинулся восточнее через реку Виго, но, суда по движению вертолета, поиски сосредоточивались на горах между Тиликом и радарной базой, в результате чего мне не удалось бы скрыться, если не перебратся в область между Agcawayan и Лооком.
Островитяне закончили уборку риса на суходольных полях и начали жатву на залитых водой чеках. Ползая по сухим участкам, отделяющим одну чеку от другой, стараясь брать в каждом месте понемногу, чтобы не быть обнаруженным, я собрал достаточно нелущёного риса на длительный срок. Потом двинулся на восток, собираясь проделать путь, пока это еще нетрудно, делая остановки на четыре-пять дней. Чем больше я обдумывал этот план, тем сильнее утверждался в мысли, что таким образом будет трудно избежать сетей поискового отряда. В конце концов я решил действовать более агрессивно.
Вечером 19 ноября, спустя всего месяц после смерти Кодзуки, я вышел на открытое место на автомобильной дороге в Амбулоне, прямо под радарной базой.
Я встретил жителя, идущего домой с работы. Я издал угрожающий звук и направил на него винтовку. Поражённый как громом, мужчина убежал, но постоянно оглядываясь и маша мне руками, как будто прося о пощаде. Это само по себе было необычно, потому что обычно, когда островитяне видели меня, они всегда убегали не оглядываясь. Я решил, что тому человеку было приказано убедиться что он видел именно меня.
Это вполне устраивало меня. Я побежал вслед, держа его на мушке. Он снова обернулся, лишь чтобы увидеть, что я настигаю его и всё еще готов стрелять. Он побежал из всех сил, и затем заскочил в одну из построек, примыкающих к радарной базе.
Я прикинул, что когда человек сообщит поисковому отряду, что видел меня, они появятся в большом количестве на дороге, а я скроюсь в горах в направлении Лоока.
Как я и планировал, примерно через двадцать минут появился поисковый отряд. Через громкоговорители они говорили "Нам сообщили, что вас видели поблизости, и мы думаем, вы где-то рядом и слышите нас… Онода-сан, если вы не верите, что мы японцы, зарядите свою винтовку прежде чем выйти."
Я рассмеялся. Зарядить винтовку! Зарядить винтовку, которая была заряжена почти тридцать лет. Я здесь, хорошо, и я слышу их громкоговоритель. Но я не собирался клюнуть на что-то подобное.

Я пересёк приток реки Виго и направился в сторону Лоока. Где-то в районе Кумано Пойнт я услышал женский голос. Я не мог уверенно разобрать слова, но расслышал "Хиро, ты подарил мне две, не так ли?"
Я определил голос как принадлежащий моей сестре Чи, и подумал, что она, должно быть, говорила о паре жемчужин, которые я ей подарил на свадьбу. Пока я раздумывал над этим, раздался мужской голос с другой стороны “… воин, сражайся как воин! Солдат, сражайся как солдат!»”
То был голос моего брата Тадао, и я слышал эти слова в офицерской школе Куруме. Так значит Тадао проделал путь из самой Бразилии!
Меня это не сильно удивило. Из листовки я узнал, что он переехал в Бразилию. Я вспомнил, как рассматривал на листовке фотографии его и его детей, и думал о том, что это очень на него похоже перебраться в такое место. Я всегда думал, что он поедет в Новую Гвинею или какую-нибудь похожую стану и займется строительством. Бразилия как раз годилась.
"Как мило с его стороны, что он проделал весь этот путь ради меня. – думал я, - «Думаю, я просто посижу здесь немного и послушаю его».
Я сел там же где стоял и стал слушать, что он говорил. Из-за ветра и рельефа я не мог расслышать всё, что вещал громкоговоритель, но услышал достаточно, чтобы заметить, что Тадао говорил со всем присущим ему красноречием. Однажды он выиграл Национальное Всеяпонский дискуссионный конкурс среди учащихся средней школы и, похоже, нашёл хорошее применение этому умению.
Я решил отложить поход в Лоок и остаться подольше на восточном склоне, обращённом к Виго. У меня было много еды, и не было поводов особенно торопиться в Лоок. Я мог и остаться где был и понаблюдать за поисковой группой чуть дольше.
Во время поисковых работ 1959 года я думал, что кто-то имитирует голос моего брата Тошио, но на этот раз оба голоса, и Чи, и Тадао, определённо принадлежали им самим. По-видимому, это означало, что эта группа действительно прибыла из Японии, а не из американской разведки. Я хотел в этом убедиться.

Одним вечером примерно две недели спустя, на сорок пятый день после смерти Кодзуки, я пошёл к месту, где он был убит, собираясь прочитать молитву для успокоения его души. Поисковая группа уже должна была прекратить поиски в этом районе. Их деятельность в районе почти прекратилась, я больше не слышал призывов из громкоговорителей.
Выходя из зарослей и приблизился к маленькому холму, я обнаружил книгу с восходящим солнцем на обложке. На чистом листе в начале книги было несколько строк, написанных рукой брата: "Вероятно, тебе есть что сказать мне, прежде чем мы поговорим лично. Вырви этот лист и напиши мне записку. Если оставишь её здесь, она попадёт ко мне."
Написано было, без сомнений, рукой Тадао, а я теперь окончательно уверился, что он был на Лубанге.
Здесь, на могиле Кодзуки, я опасался, что рядом могут быть вражеские часовые. Я продолжал слышать какой-то шум, который не мог идентифицировать. Сняв винтовку с предохранителя, я осторожно пошёл дальше, с вещами за спиной.
В прошлом году, проходя по дороге, которую островитяне построили для перевозки риса, я пел про себя песню про боевых товарищей:
Мой друг лежит под камнем в поле,
Освещенный мягкими лучами вечернего солнца…!
Убедившись, что кругом никого не было, я посмотрел вверх и в темноте разглядел японский флаг, развевающийся и хлопающий на вечернем бризе. Именно этот странный звук я слышал. Я вздохнул с облегчением.

Проходя мимо doha tree, я заметил большой надгробный камень, поставленный на месте, где пал Кодзука. Приблизившись так, что моё лицо почти коснулось камня, я прочитал большие выгравированные буквы: "Место гибели рядового первого класса Кинсичи Кодзуки". Перед камнем лежал оставленный кем-то цветочный венок и благовония. По тому, как всё это было уложено, я определил, что это были японцы.
Я сложил руки в молитве и беззвучно обратился к Кодзуке "Я создал тебе столько трудностей, правда? Ты, должно быть, много страдал. Прости меня за то, что я дрался и спорил с тобой. Иди домой в Японию прежде меня, и не волнуйся обо мне. Я отомщу за твою смерть, что бы ни случилось. Одиночество не сделало меня слабым. Покойся с миром."
В ушах у меня звучали его последние слова – "Бесполезно!". В груди у меня всё сжималось.

Вышла луна в ее бледном свете я мог разглядеть вдали очертания острова Амбил. Спускаясь с холма, я снова вспоминал слова песни о товарищах
"Преданные Пяти Заветам (to Five Teachings),
лёжа мёртвым на поле боя.
Древних воинов кредо:
Хоть не останется ни единого волоса
Никто не пожалеет умереть ради чести

Я пел при свете луны, пока мой разум снова не обрел покой. Пока я пел, я постоянно думал об обещании, данном у могилы Кодзуки.

Чтобы избежать опасности, я решил как можно быстрее уйти из окрестностей могилы Кодзуки. Целью я выбрал равнину Агкавая.
На следующий день около полудня я достиг равнины и увидел японский флаг, развевающийся посреди неё. По-видимому, это была теперешний лагерь поисковой группы.
Я решил, что на следующее утро покину своё укрытие до завтрака и пойду в лощину за пресной водой, а заодно и осмотрюсь как обычно. Проделывая эту операцию, я обнаружил большое количество выброшенных сухих батареек, а также книг, газет и листовок. Я подобрал их и понёс назад в своё укрытие, но с удивлением обнаружил, что не могу его найти. Вокруг было множество гребней, и все выглядели примерно одинаково. Я начал беспокоиться. Со мной была винтовка, но я оставил там все мои резервные боеприпасы. Если их найдут, враг узнает, где я. Я не помню, когда был в таком бешенстве. Я искал своё убежище до следующего полудня. Весь в поту, больше от волнения, чем от жары, я обыскал в округе каждый холм, кроме нужного, хотя в отдельные моменты был от него не дальше пятидесяти метров.

Такое бы не случилось, будь со мной Кодзука. Если бы нас было двое, один оставался бы в укрытии, и заметил бы, что другой его ищет.

Газеты уделяли много внимания смерти Кодзуки, и я очень внимательно прочёл все статьи. В них помимо прочего говорилось, что я, по-видимому, получил в схватке ранение ноги. Это было не так, и кроме этого в статьях было еще несколько неувязок.

Что меня удивило больше всего, так это то, что ни одна газета даже не упомянула "повязку из тысячи стежков", которую Кодзука носил каждый день все годы на Лубанге. "Повязка тысячи стежков" – это кусок хлопковой материи, на котором каждый из членов семьи и друзей уходящего солдата делали по стежку, часто привязывая монетку или краткое посвящение. Многие японские солдаты носили повязки на запястьях на удачу, и Кодзука со своей никогда не расставался. Газеты не только забыли упомянуть повязку, но и ошибочно сообщили, что у Кодзуки в карманах были монетки в пять и десять сен, хотя на самом деле они были прикреплены к повязке. Я решил, что ошибка допущена с какой-то целью. Как и в других случаях, я решил, что эти газеты подделаны, как и прочие.
Повязка Кодзуки представляла собой кусок розовой ткани с изображением тигра. Монетки, которые его семья дала ему как талисманы, были пришиты красными нитками. Кодзука однажды сказал мне: "Я должен был срочно уезжать, так что пришлось использовать эту дешевую, купленную в лавке ткань. Не было времени сделать "повязку тысячи стежков" как полагается. Это ужасный материал. Я удивлён, как он еще не распался. Должен быть закон, запрещающий торговцам продавать такой хлипкий розовый искусственный шёлк солдатам, уходящим на фронт".

Каждый год в конце сезона дождей мы занимались ремонтом одежды, и я помню, как в тот год Кодзука сделал прочную чёрную запястную повязку, а в неё завернул розовую.
Почему газеты скрыли информацию о повязке было для меня загадкой. Обдумав это какое-то время, я пришёл к временному решению.
В отличие от поисковой группы 1959 года, новая экспедиции действительно отправлена японским правительством. Поиски, однако, были всего лишь предлогом для отправки группы японских разведывательных экспертов для проведения детального осмотра Лубанга. Судя по новостям на радио, Япония стала могущественной экономической державой, и, возможно, целью поисковой группы было распространить на острове японскую валюту, и переманить островитян на японскую сторону. Обращенные ко мне призывы выходить на самом деле предназначались для того, чтобы сбить со следа американскую разведку. Под видом показных поисков меня, японские агенты сфотографировали каждый стратегический участок острова и подготовили детальные отчеты о характере местности и настроениях среди местного населения.
Рассуждая с этой позиции, обращенные ко мне призывы выходить означали, что на самом деле мне не нужно выходить, потому что если я выйду, игре придёт конец. По радио я узнал, что американцы потерпели тяжёлое поражение во Вьетнаме, и мне представлялось, что Япония могла бы рассматривать этот разгром как возможность перетянуть Филиппины на свою сторону. В свою очередь, Филиппинское правительство тоже может быть в настроении перейти от поддержки Америки к поддержке Японии. Это давало повод считать, что японское стратегическое командование могло выбрать Лубанг, всё ещё удерживаемый мною, как исходную точку влияния на Филиппинах. Отсюда – фальшивая поисковая группа.
Если я приму поиски за чистую монету и сдамся, "поисковой группе" придётся вернуться в Японию не выполнив своей истинной задачи. Я чувствовал искушение податься призывам брата, но это не заставило меня загубить более важный план намеренной сдачей. Я написал несколько ободряющих слов "поисковой партии" – "Я буду прятаться там, где вы меня не найдёте, так что исследуйте остров так пристально, как только сможете. Работая большой командой, вы сможете выяснить гораздо больше о горах, населённых пунктах и аэродроме, чем я когда-нибудь разведал бы в одиночку. Если вы сможете добиться поддержки населения и мирно захватить остров, моя задача будет выполнена быстрее".
Меня беспокоило одно – по-видимому, членов поисковой группы сопровождали вооружённые филиппинские солдаты. С чего вдруг присланные из Японии агенты разведки захотят иметь охрану из филиппинцев? Не значило ли это, что они на самом деле были врагами?
На девяносто девять процентов я был уверен, что "поисковая группа" отправлена из Японии. Оставшийся один процент сомнений был связан с этими филиппинскими вооружёнными силами.
Вертолёт бесшумно летал над островом и сбрасывал в джунгли бесчисленные листовки. Люди из поисковой группы установили палатки в разных местах и переговаривались между собой по телефону. Переходя из укрытия в укрытие я удивлялся, почему они не оставили для меня бинокль и телефон. Если бы у меня был телефон, я мог бы тайно переговариваться с агентами разведки и передавать им всю собранную мной за эти году информацию. Единственное приходившее мне на ум объяснение заключалось в том, что они не хотели чтобы я выходил из джунглей.
Посмотрев на ситуацию под другим углом, если бы они на самом деле хотели, чтобы вышел, они бы оставили мне не только телефон, но еще и пулемёт и боеприпасы. Если бы они так сделали, я бы взял заряженный пулемёт и вышел бы прямо к ним. Если бы они были на самом деле японскими агентами, работающим на достижение той же цели, что и я, у них бы не было повода бояться, что я начну стрелять. Я был убеждён, что война продолжается, и если поисковики хотели продемонстрировать свои дружеские намерения, не было бы лучшего доказательства, чем снабдить меня оружием и боеприпасами.
Я держался настолько далеко от поисковиков, насколько мог. …. на некоторое время вблизи от берега бухты Лоока, дальше пошёл на холм, с которого было видно White Lady's Field, и там отпраздновал начало 1973 года. Это был мой первый новый год в одиночестве с тех пор, как я прибыл на остров. Даже не имея никого рядом, я приготовил свой вариант японского "красного риса".
3 января я ушёл с холма, собираясь направится в сторону Тилика через равнину Агкавайан и Вакаяма Поинт. Спустя день или два, когда я еще был в пути, я внезапно услышал звуки музыки, приходящие из-за холма передо мной. Я отошёл метров на пятьсот и заночевал. На следующий день возле пункта Вакаяма я услышал ту же запись. На этот раз я решил всё выяснить.
Тем вечером я приблизился к рисовому полю, на котором располагался громкоговоритель. Кто-то установил там палатку, и я мог судить по двигающимся внутри теням, что рядом были люди. Я спрятался в роще всего в полтораста метрах о палатки и пытался расслышать, о чём там говорят.
Это снова был голос моего брата. Называя меня моим детским прозвищем, он сказал "Хироко, это Тадао. Многие из поисковой группы ушли, а оставшиеся солдаты здесь только для нашей защиты. Они здесь не затем, чтобы убить тебя. Если филиппинский солдат направит на тебя ружьё, я встану перед ним, и не дам ему выстрелить".
"Я знаю, Кодзуку убили прямо у тебя на глазах, так что я не жду, что ты поверишь всему, что я скажу. Будь храбрым! Поступай как офицер!"

Я слушал голос моего брата две ночи подряд, но всё им сказанное интерпретировал по-своему, наоборот, все его призывы ко мне выйти с гор. Мой брат был армейским офицером, и он наверняка знал, каковы данные мне приказы.